Я очень надеюсь, что то, что я сейчас пишу, поможет мне принять то, что со мной произошло, и поможет моей дочери рожать немного в других условиях. Почему я не осталась дома? Потому что 1. Не имела финансовой возможности рожать с акушеркой 2. Моя первая дочь родилась с аспирационной пневмонией, под мой восторженный шепот “Чудо мое, золото, солнышко” и врачей «Блять, вот говно». Их можно понять, дочь не могла вдохнуть и нуждалась в срочной интубации и соответственно реанимации, в следствие она провела шесть дней под колпаком, прямо как Роза Маленького Принца, и я не могла даже взять ее целиком на руки, только гладила ее ручки под суровым взглядом персонала, не говоря уже о том, чтобы дать ей своего (даже сцеженного) молока (не положено, мы же не можем проследить за стерильностью этого молока). Девочки в отделении говорили «отдыхай, пока можешь», а я смотрела на их малышей и завидовала. О каком отдыхе может идти речь, когда твое чудо где-то плачет, а ему суют резинку со смесью. Грудь разрывалась, приходилось сцеживаться со слезами на глазах и выливать в раковину. На свидания отводилось по 15 минут в день, а в выходные в отделение можно было проникнуть только после продолжительной словесной борьбы с персоналом и/или шоколадки. Но мы всё равно наладили ГВ, пусть и дорого нам это стоило. Врачи потом сказали, что аспирационная пневмония возникла вследствие перенашивания, Вера родилась в конце 42-й недели. Но могла ли внутриутробная пневмония пройти за 2 недели? Они вскрыли мне плодный пузырь, на 6-ти сантиметрах…
В этот раз я ждала сына, который тоже не торопился. Я мечтала о естественных родах, но понимала, что вот, 15 июля, уже начало 41 недели, и чтобы ситуация не повторилась, поехала с вещами в роддом. Схватки были каждую ночь и неслабые, так что я уже измучалась. Областной роддом минской области, особенно его обсервация, славится своим естественным подходом к родовспоможению, поэтому он стал пределом моих мечтаний, и я каким-то чудом без денег подписала там обменную карту. При поступлении меня осмотрели так обжигающе больно, что у меня глаза на лоб полезли, со словами «Правда же, у меня волшебные руки? Я самый нежный гениколог. Сегодня ночью ты родишь.» Обнадеженная этими словами, я зашла в родовое отделение на экскурсию, узнать, кто сегодня принимает роды, но меня прогнали. Тогда я пошла в магазин за водичкой и чем-нибудь поесть, потому что в отделении ужин был в 5 часов, и после этого всё, а мне ужасно хотелось кушать, видимо организму нужно было подкрепление. В магазине в 19.00 я поняла, что схватки мои становятся серьёзными, но меня это только радовало. Я добралась до больницы, шутила и пила чаёк, и медсестры не верили, что у меня схватки каждые 4 минуты. Потом пришел огромный толстый Юрий (который впоследствии сыграл важную роль в моей судьбе), сунул в меня свои пальчики-сосисочки, и уверил всех, что я в родах. Потом, конечно, клизма, сборы и вот я в родовом, яркий свет, огромные высокие кровати, опять попытки пить чай, попытки откосить от КТГ, попытки с улыбкой и шутками договориться о невмешательстве и позднем пресечении пуповины.
«Вы не подумайте, что я какая-нибудь сектантка» — «Да мне вообще плевать, кто ты.»- сказала мне суровая стриженная акушерка с татуировкой на шее. Ладно.
22.00 – ктг продолжается уже полтора часа, хотя мы изначально договаривались на 15 минут. Ладно.
За время, которое я лежу, раскрытие замедляется, что немудрено. В 23 часа меня переводят в обсервацию, потому что у меня в медкарте не все обследования. Не могла я на всё сходить, до поликлиники полтора часа по бездорожью. Тем более, с маленькой Верой на руках. Да и не считаю, что необходимо беременной женщине, если она не живет в притоне, сдавать два раза из вены кровь на СПИД. Натощак и рано утром. Так что в обсервации первый вопрос «Ты чья?»…А я, к сожалению, ничья. Но тут есть туалет в палате, шведская стенка, приглушенный свет, родильный стульчик. Полный Оден, только что без бассейна. Но на вопрос о вертикальных родах мне сразу отвечают «я не принимаю». Хотя их заведующий Шмак уверял, что в его отделении принимают все.
Приезжает муж. Через полчаса его пускают ко мне, и я счастлива. Но всё еще впереди. Пузырь мой опять никак не желает лопаться, а я уже в родах 4 часа. Ширяева спускает мне воды, проворачивая внутри меня руками так, чтобы всё сткекло, и на схватках это адский ад. Муж читает молитву Богородице, и мне становится легче. Я стою на кровати на четвереньках, держась за поручень. Схватки становятся непереходящими, одна за одной, их уже не получается продышать. Мозг затуманивается, и я понимаю – уже скоро. На часах — полночь.
НО! Осмотры. Один за одним. Приходит акушерка и насильно кладет меня на спину. После осмотров предпотужные схватки снова превращаются в обычные схватки. Я вою от бессилия и уже не соглашаюсь лечь на спину для осмотра. Акушерка начинает орать и бить меня по щекам. Я умоляю, посмотрите меня так. На что она отвечает: «Я еще не потеряла к себе уважение, чтобы ко мне поворачивались жопой».
Всё это продолжается три часа, эти грубые осмотры тормозят мне роды. Тут естественно у них приходит мысль о капельнице. Я «о нет, только не капельница». Искусственный окситоцин, уж лучше сразу порежьте. Муж хлопает глазами и говорит «Даша, слушайся акушерку». Я физически не могу лечь на спину, при всём желании. «Ах тааак! Всё, зовём Юрия» Приходит этот прекрасный бугай из отделения патологии, который меня отправил в роды. Видно, меня им хотели запугать. А я неожиданно почувствовала поддержку. Говорю нему: «Можно я встану?» Он «конечно». А моему измученному сыну только того и надо. Тут же начинает прорезываться голова и мы идем в родовую. Рутинный трюк карабканья на кресло с головой между ног. Юрий давит на живот ну и черт с ним, пусть уже быстрей. Я вижу голову сына в отражении окна. Его широкие плечи как еще одна голова.
«Пожалуйста, не режьте пуповину»- «Так, взвешивай свою колбасу на рынке, а в мою работу не лезь» (Я действительно продавец, но не колбасы на рынке, а книжек в кнігарне «Логвінаў)
Когда меня зашивали, всё отчитывали за поведение, что я кричала, всех пугала, что за 20 лет ее работы я такая ужасная роженица первый раз. Что она свою работу сделала хорошо – я не порвалась снаружи, а я свою плохо – поэтому так сильно порвалась шейка. Я искренне у всех прошу прощения – за то, что такая никудышная. Гормоны. Но – смотрю на сына, который притих и лежит, завернутый в одеялко на железном столе – и не чувствую к нему НИЧЕГО, кроме облегчения. На часах 3.45, вес 4580, богатырь. Единственный человек, который меня поддержал – это санитарка, которая мыла пол. Сказала «неправда, все кричат», и «это же их работа, тоже нужно быть человечными, я мою полы, и кровь, и блевоту, и какашки, и ничего, не жалуюсь, всех поддерживаю, и всегда мне шоколадочку дадут» Спасибо ей за слова поддержки, уже забыла, как ее зовут.
Просила мне принести сына – они «как только сама пойдешь в душ, подмоешься, перестелишь кровать, тогда и отдадим». А я не могу встать, льёт как из ведра кровь при каждом движении и близится обморок. Встану, дойду до двери палаты по стеночке и назад. И так до полудня. Потом всё же подмылась и поменяла бельё. Сама, без помощи. Я вполне могла упасть по дороге, но никому до этого не было дел. Через пару часов ко мне пришел психиатр. Посмотреть меня, адекватная я или нет, можно ли мне отдавать ребенка. Видите ли, желание женщины стоять на четвереньках, чтобы облегчить себе роды – это признак неадеквата. Ребенок получен, обморочное состояние проходит. Но вот уже пять месяцев я чувствую вину, за то, что я такая плохая роженица, и думаю, что никому больше не дам приблизиться к себе ниже пояса, а уж о незащищенном сексе и родах уже больше не может быть и речи. Унижение и боль, как же мне их принять?..