Авторство: Психолог Ангелина Фурман (Исаева)
Источник: medium.com
Введение
Теория привязанности Джона Боулби стала одной из самых влиятельных концепций в психологии развития XX века. Её идеи сформировали современные подходы к воспитанию, повлияли на государственные политики США и Европы и стали одним из краеугольных камней практической психологии. Однако с момента своего появления эта теория вызывала споры и критику, особенно со стороны феминистских исследовательниц.
Не отрицая роли отношений матери и ребенка, но не принимая универсализации этого фактора в благополучном эмоциональном развитии ребенка, феминистская критика теории привязанности сосредотачивается на различных аспектах концепции, нуждающихся в переосмыслении. В этой статье рассматриваются ключевые направления феминистской критики теории привязанности.
Основные положения теория привязанности Джона Боулби
Теория привязанности возникла как попытка объяснить значение ранних эмоциональных связей в развитии ребёнка. Джон Боулби, основываясь на своих исследованиях детей, выросших в приютах, а также на психоаналитических и этологических теориях, сформулировал идею о том, что прочная привязанность к матери или ее замене является критически важной для психического здоровья ребёнка (Bowlby, 1951).
Основные положения:
- Ранний опыт привязанности формирует основу для всех последующих отношений. Дж. Боулби утверждал, что качество привязанности в младенчестве определяет, насколько эмоционально стабильным и социально успешным станет человек во взрослой жизни.
- Материнская забота — ключевой фактор психического развития. В своей работе Maternal Care and Mental Health (1951) Дж. Боулби писал, что ребенку необходима “тёплая, интимная и непрерывная связь с матерью”, и ее отсутствие ведет к необратимым психологическим травмам.
- Привязанность — врожденная потребность. Дж.Боулби рассматривал привязанность как отдельную мотивационную систему, независимую от потребности в пище или безопасности, но эволюционно обусловленную.
- Разлука с матерью опасна для психического здоровья ребёнка. В докладе для ВОЗ Боулби утверждал, что длительное отсутствие матери может привести к глубоким нарушениям в развитии, включая депрессию, трудности с социализацией и даже антисоциальное поведение.
Методологическую базу теории привязанности развила Мэри Эйнсворт, которая разработала “Незнакомую ситуацию” (Strange. Situation Procedure, SSP) — лабораторный тест для измерения степени привязанности у младенцев.
Хотя теория привязанности оказала значительное влияние на исследования детского развития, её интерпретации часто были биологизаторскими и универсалистскими, игнорируя социальный контекст, культуру, темперамент ребенка и возможность изменений на протяжении жизни.
Далее будут рассмотрены основные направления феминистской критики теории привязанности.
- “Когда теория отвечает интересам власти…” (Franzblau, 1999, p. 28)
Теория привязанности сформировалась в послевоенный период, когда в западных обществах активно укреплялась модель нуклеарной семьи и традиционного распределения гендерных ролей. Феминистские критикессы отмечали, что теория привязанности вписывалась в общий идеологический курс того времени и что популяризация идей Дж.Боулби поддерживала изоляцию женщин в частной сфере, оправдывая экономическую политику, направленную на возвращение женщин в домохозяйство после Второй мировой войны (Feminism & Psychology, 1999, 9(1); Cox, 2006; Vicedo, 2011).
В своей работе “Maternal Care and Mental Health” Джон Боулби подчеркивал, что именно сложная, богатая и удовлетворяющая связь с матерью в ранние годы лежит в основе развития характера и психического здоровья (Bowlby, 1951).
В своем докладе для ВОЗ “Maternal Care and Mental Health” (1951; 2-е изд. 1952) Дж. Боулби предложил ряд социальных мер, направленных на то, чтобы мать проводила как можно больше времени с ребёнком. Он считал, что психическое здоровье ребёнка зависит от непрерывного ухода матери, поэтому выступал за социальную политику, которая уменьшала бы использование внешнего ухода за детьми и стимулировала матерей к полному посвящению себя воспитанию: он предлагал укреплять гетеросексуальный брак, не инвестировать в внесемейные сервисы ухода за детьми (например, ясли и детские сады), а вместо этого создавать “дома отдыха” для матерей, где женщины могли бы временно “восстанавливаться” от стресса, но не разлучаться с ребенком. Документ ясно демонстрирует, что он видел заботу матери как центральный элемент здорового воспитания, а его предложения вписывались в послевоенный социальный контекст, направленный на возвращение женщин в традиционные семейные роли.
Феминистская исследовательница Сьюзан Францблау критически отмечает, что “послание Дж.Боулби о домашнем материнстве” идеологически соответствовало пронаталистской политике того времени. Иными словами, его, казалось бы, научные идеи совпадали с социальным давлением на женщин, подталкивая их к принятию роли матерей на полный рабочий день. Она подчеркивала, что теория привязанности способствовала закреплению традиционной семьи, выгодной государству: ответственность за воспитание ребёнка полностью возлагалась на мать, тогда как государство, общество и отцы освобождались от участия и ответственности в этом процессе (Franzblau, 1999).
2. Закрепление гендерных стереотипов: мать отвечает за все
Теория привязанности оказала значительное влияние на восприятие материнства, закрепив ожидание, что мать должна быть основной фигурой привязанности. В традиционной интерпретации этой теории роль второго заботящегося взрослого (чаще всего отца) практически игнорируется — он не несёт значительной ответственности, а его влияние сведено к минимуму.
С.Францблау называет теорию Боулби частью “гранд-нарратива”, в котором постоянное присутствие матери в жизни ребёнка стало критерием “правильного детства”. Этот дискурс усилил давление на женщин, представив материнскую заботу как единственный способ обеспечить эмоциональную стабильность ребёнка. В статье “Deconstructing Attachment Theory: Naturalizing the Politics of Motherhood” (2002) С.Францблау утверждает, что теория Дж.Боулби и ее политические приложения “романтизируют… и скрывают угнетение женщин”, исходя из предположения, что все женщины должны находить полное удовлетворение в материнстве. По мнению ученой, рассмотрение матерей как единственных основных лиц, осуществляющих уход за детьми, игнорирует женщин, которые “могут не испытывать желания стать матерями”, и ограничивают социальные изменения в сторону более равноправных родительских ролей.
Исследования Беверли Бирнс и коллег (Birns, B., 1999) показывают, что дети могут формировать привязанность не только к матери и не обязательно к одному человеку. Более того, объектом привязанности вовсе не всегда становится тот, кто обеспечивает непосредственный уход. Б.Бирнс отмечает, что Дж.Боулби сосредоточился на разлуке с матерью как ключевом факторе, влияющем на развитие детей, но практически не рассматривал другие аспекты их жизни. В исследованиях детей, выросших в приютах, действительно выявили нехватку заботы, ласки, сенсорной стимуляции и социальных взаимодействий. Однако Дж.Боулби не доказал, что такую заботу могут обеспечить только матери в рамках нуклеарной семьи (Birns, B., 1999).
Современные исследования подтверждают, что эмоциональное благополучие ребенка формируется при участии разных опекунов — отцов, бабушек и дедушек, воспитателей (Lamb, 2010; Pruett, 2000). Дети, воспитывающиеся в условиях активного участия отцов, демонстрируют такие же или даже более благоприятные эмоциональные и социальные результаты.
Популярность теории привязанности приводила к тому, что материнство продолжает сводится к биологической необходимости, а его социальные аспекты — игнорируются (Vicedo, M., 2011; Duschinsky and et., 2015). Женщины, которые работают, растят усыновленных детей или сталкиваются с послеродовой депрессией, оказываются под давлением — им внушают, что они не могут обеспечить ребенку полноценное развитие (Wall., 2010; Ladd-Taylor, & Umansky, 1998). Также представление о том, что мать должна жертвовать собой ради ребенка, стало основой для дальнейшего развития концепции “интенсивного материнства” в конце XX века (Hays, S., 1996).
3. Проблемы эмпирической базы
Б.Бирнс указывает, что теория привязанности могла бы оставаться полезной клинической концепцией, помогающей врачам и их пациентам, но её экспериментальная проверка привела к проблемам, связанным с методологией и интерпретацией данных. Когда психологи развития начали проверять научную обоснованность этой теории, они создали стандартизированные методы измерения привязанности, однако эмпирическая база теории осталась спорной.
Одним из ключевых инструментов исследования привязанности стала “Незнакомая ситуация” (Strange Situation Procedure, SSP), разработанная Мэри Эйнсворт (1964, 1969). Это 21-минутный лабораторный тест, в котором измеряется реакция младенца на семь эпизодов разлуки и воссоединения с матерью, а также на приход и уход незнакомца. Поведение ребёнка кодируется по заданным параметрам, а надежность привязанности оценивается по его реакции на возвращение матери.
SSP приобрела статус золотого стандарта в исследовании привязанности, а работы М.Эйнсворт, Страуфа и Уотерса (Stroufe, & Waters, 1977) подтвердили ее внутреннюю и конструктивную валидность. Дальнейшие исследования показали, что у младенцев из стабильных семей среднего класса преобладает надежная привязанность. Десятки исследований подтвердили, что дети с надежной привязанностью в возрасте 12–18 месяцев становятся более счастливыми, социальными и компетентными по сравнению с младенцами с ненадежной привязанностью (Birns, B., 1999) .
Однако Б.Бирнс ставит под сомнение интерпретацию этих результатов. Если трёхлетний ребёнок демонстрирует надежную привязанность, действительно ли это связано с тем, что происходило в первый год жизни, или же это результат текущих благоприятных условий? Этот вопрос остаётся открытым, поскольку методология SSP и её интерпретация не учитывают изменений в жизни ребёнка и является методом, который проводится в искусственно созданных ситуациях лаборатории.
4. Игнорирование социальных факторов
Теория привязанности фокусируется на внутрисемейных отношениях, однако недостаточно учитывает влияние экономических, социальных и политических условий. Исследования подчеркивают значимость таких факторов, как бедность, уровень образования родителей и доступность социальных институтов (Fearon et al., 2010).
Обвинение матерей в любых проблемах ребенка и сведéние качества их заботы к главному и единственному фактору развития — это упрощение, которое игнорирует сложность детского опыта и возможность личностного роста на протяжении всей жизни (Выпуск подкаста “Своя комната”: ”О чем не пишут в книгах по воспитанию детей”, 2023).
Исследования Б.Бирнс и коллег (1999) показывают, что на развитие ребенка влияют не столько характер привязанности, работа матери или передача заботы третьим лицам, сколько такие факторы, как стресс и депрессия родителя, бедность, насилие и жестокое обращение в семье.
Б.Бирнс отмечает, что детский опыт всегда был глубоко укоренен в экономическом неравенстве, расовых предрассудках, религиозных различиях и статусе иммигрантов. Дети из бедных семей, дети коренных народов, дети иммигрантов всегда росли в условиях, кардинально отличающихся от опыта детей семей среднего и высшего классов США. Несмотря на отсутствие войн на территории США в последние сто лет, социальные неравенства формировали совершенно разные детские условия, включая уход, питание, уровень образования и доступ к медицинской помощи.
Эти социальные различия затрагивают и исследования привязанности. Б.Бирнс анализирует два параллельных исследования: первое провёл Эверетт Уотерс (Waters, 1978), который изучил 50 младенцев, живущих в стабильных семьях среднего класса, и обнаружил, что 48 из них сохранили свою классификацию привязанности с 12 до 18 месяцев. Второе исследование, проведенное Брайаном Воном и коллегами (Vaughn et al., 1979) среди 100 младенцев из малообеспеченных семей выявило совершенно иную картину: у 38% детей изменилась классификация привязанности за этот период, что было связано с уровнем стресса у матерей. У женщин, находившихся в наиболее уязвимом положении, дети чаще переходили из категории “надежной привязанности” в “ненадежную”, что демонстрирует влияние социального класса на стабильность привязанности.
Хотя авторы этих исследований пытались интерпретировать свои результаты в рамках теории привязанности, Б.Бирнс подчеркивает: социальные и экономические условия гораздо сильнее, чем предполагает теория Дж.Боулби. Исследования показывают, что бедность и социальный стресс кардинально влияют на развитие ребёнка, формируя как эмоциональную устойчивость, так и когнитивные способности.
Эти выводы подтверждаются исследованиями, проведенными в Медицинском колледже Альберта Эйнштейна (AECOM), где Б.Бирнс с коллегами изучала влияние социального класса на когнитивное развитие детей. В исследовании приняли участие три группы:
- Дети матерей, живущих в крайней бедности, в условиях, где не было даже элементарных удобств (например, матрасы без простыней, одна лампочка на всю квартиру).
- Дети малообепеченных матерей, но живущих в более стабильных условиях.
- Дети матерей среднего класса с высшим образованием.
На первом году жизни различий в когнитивном развитии между группами не было — даже самые бедные дети показывали средние результаты в тестах Бейли и Пиаже. Однако к трем годам ситуация изменилась: показатели детей из самых бедных семей значительно снизились, тогда как дети из стабильных семей сохранили средние результаты, а дети из среднего класса, наоборот, продемонстрировали когнитивный рост.
Б.Бирнс первоначально объясняла этот разрыв разницей в языковой стимуляции: образованные матери больше разговаривают с детьми и предъявляют к ним более сложные требования (Birns & Golden, 1972). Однако более поздние исследования показали, что ключевым фактором является эмоциональное состояние матери. Современные данные подтверждают, что депрессия и хронический стресс у матери оказывают измеримое негативное влияние на развитие ребёнка, а не только стиль привязанности в раннем возрасте (1999).
Хотя ранний опыт действительно важен, с возрастом ребенок все больше взаимодействует с внешним миром, обучается и социализируется в нем: в детском саду, школе, в социальных группах. По мере взросления влияние матери становится все менее значимым и возрастает влияние внесемейного окружения, которое транслирует нормы поведения, ценности и позиции, господствующие в конкретном обществе (Выпуск подкаста “Своя комната”: ”О чем не пишут в книгах по воспитанию детей”, 2023).
5. Игнорирование влияния темперамента на развитие ребенка
Исследования Б.Бирнс и её коллег также показывают, что теория привязанности не учитывала один из важнейших факторов в развитии детей — их темперамент. В своих работах Б.Бирнс отмечает, что дети рождаются с индивидуальными характеристиками, которые можно наблюдать уже в первые дни жизни. Эти особенности могут быть обусловлены генами, внутриутробной средой и другими перинатальными факторами, и они не только влияют на взаимодействие младенца с родителями, но и определяют тип ухода, который ребенок получает. Наблюдения за новорожденными показывают, что младенцы могут демонстрировать разную степень возбудимости, лёгкости успокоения и чувствительности к окружающей среде, и эти характеристики оказывают влияние на то, как взрослые реагируют на их потребности.
Темперамент младенца становится фактором, определяющим динамику его привязанности. В своей статье Б.Бирнс (Birns, 1999) приводит данные исследований, проведённых в Медицинском колледже имени Альберта Эйнштейна (AECOM), которые показывают: поведение младенцев с первых дней жизни отличается, и эти различия сохраняются в течение первого года. Раздражительные и беспокойные младенцы требуют иного взаимодействия, чем спокойные и легко успокаивающиеся дети, что делает саму идею универсального материнского ухода, на которой настаивал Дж.Боулби, сомнительной. Исследования А.Самероффа и коллег (Sameroff, 1975) показали, что устойчивые различия в реакциях новорождённых фиксируются уже на пятый день жизни. Эти различия влияют на то, как взрослые взаимодействуют с ребёнком, формируя стиль привязанности, который, по мнению Боулби, должен определяться только качеством материнской заботы.
Б.Бирнс указывает, что этот подход оставляет за кадром значимые переменные. В отличие от Дж.Боулби, Дж.Каган и Х.Мосс в своих лонгитюдных исследованиях не обнаружили связи между конкретным материнским поведением и будущей личностью ребёнка. Их работа, охватывающая 75 детей с 1929 по 1957 год, не выявила стабильных корреляций между стилем родительского ухода и долгосрочным эмоциональным развитием (Kagan and Moss, 1962).
Эти выводы поддерживают и другие лонгитюдные исследования. Например, Стеллы Чесс и Александра Томаса (Thomas et al., 1963; Thomas and Chess, 1977; Chess, 1982), в которых изучали детей с третьего месяца жизни до взрослой жизни. Согласно полученным результатам, активные и застенчивые дети демонстрировали предсказуемые паттерны поведения, но их можно было объяснить не только взаимодействием с родителями, но и врожденными характеристиками самих детей.
Таким образом, теория привязанности, в своей классической интерпретации, представляла младенца как пассивного получателя заботы, в то время как разные другие исследования демонстрируют, что дети сами активно участвуют в формировании социальных связей.
6. Культурные ограничения
Теория привязанности Дж.Боулби, как и другие универсальные психологические теории (например, психоанализ и бихевиоризм), исходит из предположения, что у людей из разных культур, обществ и исторических эпох существуют одинаковые базовые мотивы.
Дж.Боулби рассматривал привязанность как самостоятельную мотивационную систему, не зависящую от потребности в пище, сексуальных желаний или других базовых мотиваций. Он описывал связь между младенцем и его заботливым взрослым (чаще всего матерью) как сложный процесс, обеспечивающий безопасность и выживание.
Однако теория привязанности основана на западных моделях воспитания, где ребенок растет преимущественно в нуклеарной семье. В культурах с коллективистскими традициями дети с рождения взаимодействуют с несколькими значимыми взрослыми, и их модели привязанности могут существенно отличаться (Rothbaum et al., 2000).
Например, в Японии дети чаще демонстрируют тревожно-амбивалентный стиль привязанности, но это не обязательно говорит о наличии проблем, а отражает особенности культурных практик воспитания (Miyake et al., 1985).
7. Отрицание нейропластичности и способности к изменениям
Дж. Боулби не доказал, что ранний ущерб для психики является необратимым. Теория привязанности абсолютизирует раннее развитие, практически не учитывая важность подросткового периода и формирования взрослых привязанностей (Birns, 1999; Waters et al., 2000).
Безусловно, благоприятное начало жизни играет значимую роль, однако современные исследования демонстрируют невероятную нейропластичность и способность людей к изменениям и адаптации (Kolb & Gibb, 2011; Pascual-Leone et al., 2005; Masten, 2001; Rutter, 2005).
“Мне кажется очевидным, что каждая из нас представляет собой сумму всего нашего жизненного опыта, а не один краткий момент времени. Как феминистки, мы верим в пластичность поведения; это основа нашей надежды и работы по созданию более справедливого и безопасного мира” (Birns, B. (1999). Attachment Theory Revisited: Challenging Conceptual and Methodological Sacred Cows. Feminism & Psychology. 9 (1). 10–21)
Заключение
История применения теории привязанности показывает, что она не только сформировала современные представления о развитии ребёнка, но и использовалась для закрепления традиционных гендерных ролей. В 1950–1960-х годах её положения оправдывали вытеснение женщин с рынка труда, подчеркивая их незаменимость в уходе за ребёнком (Cox, 2006; Vicedo, 2011).
Однако современные исследования показывают, что развитие ребёнка не определяется исключительно ранним опытом привязанности. Феминистская критика обращает внимание на:
- Роль разных опекунов, а не только матери, в формировании привязанности.
- Влияние социальных факторов, таких как бедность, стресс и культурные различия.
- Игнорирование темперамента ребёнка, который также влияет на стиль привязанности.
- Нейропластичность и способность к изменениям на протяжении жизни.
Несмотря на вклад теории привязанности в понимание эмоционального развития детей, она была встроена в патриархальный дискурс, где материнство представлялось как биологическая неизбежность, а общественная ответственность за воспитание детей оставалась исключительно на женщинах. Сегодня феминистская критика предлагает более комплексный взгляд, который учитывает разнообразие семейных структур, социальный контекст и индивидуальные особенности ребёнка.
Обзор написала: Ангелина Фурман — феминистская психологиня и немедицинская психотерапевтка, участница Ассоциации Фемтерапии, телеграм-канал “Angelina Furman. Psychology”, инстаграм
Этот текст основан на материалах, которые были проанализированы, проработаны и представлены:
- Оксаной Шаталовой в рамках курса Институт Феминистской Терапии”: “Пациентки и авторки: история феминизма как история психотерапии”(https://feminstitut.ru/; https://t.me/SuntAves)
- Беверли Бинс в статье: Birns, B. (1999). Attachment Theory Revisited: Challenging Conceptual and Methodological Sacred Cows. Feminism & Psychology, 9(1), 10–21
- Сьюзен Фарнцблау в статье: Franzblau, S. H. (1999). Historicizing Attachment Theory: Binding the Ties that Bind. Feminism & Psychology, 9(1), 22–30.
Конспект составлен по четырем основным материалам:
- Курс Оксаны Шаталовой “Пациентки и авторки: история феминизма как история психотерапии”, Институт Феминистской Терапии https://feminstitut.ru/. Связаться: https://t.me/SuntAves
- Выпуск подкаста “Своя комната” “О чем не пишут в книгах по воспитанию детей”. Доступно на YouTube: https://youtu.be/6fsrAAS4GX8?si=b4PRaeeqM5YUUAZg
- Birns, B. (1999). Attachment Theory Revisited: Challenging Conceptual and Methodological Sacred Cows. Feminism & Psychology, 9(1), 10–21.
- Franzblau, S. H. (2002). Deconstructing Attachment Theory: Naturalizing the Politics of Motherhood. In L. H. Collins, M. R. Dunlap, & J. C. Chrisler (Eds.), Charting a New Course for Feminist Psychology (pp. 93–110).
Другие источники, на которые есть ссылки в статье:
Bowlby, J. (1951). Maternal Care and Mental Health. Geneva: World Health Organization (WHO Monograph Series, №2).
Bowlby, J. (1952). Maternal Care and Mental Health (2-е изд.). Доклад ВОЗ, раздел о предотвращении депривации.
Birns, B., & Golden, M. (1972). Prediction of Intellectual Performance at 3 Years on the Basis of Infant Tests and Personality Measures. Merrill-Palmer Quarterly, 18, 53–58.
Chess, S. (1982). Blame the Mother Ideology. International Journal of Mental Health, 11, 95–107.
Cox, S. M. (2006). Bridging Attachment Theory and Attachment Parenting with Feminist Methods of Inquiry. Journal of the Motherhood Initiative for Research and Community Involvement, 8(1), 83–96.
Duschinsky, R., Greco, M., & Solomon, J. (2015). The Politics of Attachment: Lines of Flight with Bowlby, Deleuze and Guattari.
Fearon, R. P., Bakermans-Kranenburg, M. J., van IJzendoorn, M. H., Lapsley, A. M., & Roisman, G. I. (2010). The significance of insecure attachment and disorganization in the development of children’s externalizing behavior: A meta-analytic study. Child Development, 81(2), 435–456.
Franzblau, S. H. (1999). Historicizing Attachment Theory: Binding the Ties that Bind. Feminism & Psychology, 9(1), 22–30.
Franzblau, S. H. (2002). Deconstructing Attachment Theory: Naturalizing the Politics of Motherhood. In L. H. Collins, M. R. Dunlap, & J. C. Chrisler (Eds.), Charting a New Course for Feminist Psychology (pp. 93–110).
Hays, S. (1996). The Cultural Contradictions of Motherhood. Yale University Press.
Kagan, J. (1984). The Nature of the Child. New York: Basic Books.
Kagan, J., & Moss, H. A. (1962). Birth to Maturity: A Study in Psychological Development. New York: Wiley.
Kolb, B., & Gibb, R. (2011). “Searching for factors underlying cerebral plasticity in the normal and injured brain.” Journal of Communication Disorders, 44(5), 503–514.
Ladd-Taylor, M., & Umansky, L. (1998). Bad Mothers: The Politics of Blame in Twentieth-Century America. NYU Press.
Lamb, M. E. (Ed.). (2010). The Role of the Father in Child Development (5th ed.). John Wiley & Sons, Inc.
Masten, A. S. (2001). “Ordinary magic: Resilience processes in development.” American Psychologist, 56(3), 227–238.
Miyake, K., Chen, S. J., & Campos, J. J. (1985). Infant temperament, mother’s mode of interaction, and attachment in Japan: An interim report. Monographs of the Society for Research in Child Development, 50(1–2), 276–297.
Pascual-Leone, A., Amedi, A., Fregni, F., & Merabet, L. B. (2005). “The plastic human brain cortex.” Annual Review of Neuroscience, 28, 377–401.
Pruett, K. D. (2000). Fatherneed: Why Father Care is as Essential as Mother Care for Your Child. Free Press.
Rothbaum, F., Weisz, J., Pott, M., Miyake, K., & Morelli, G. (2000). Attachment and culture: Security in the United States and Japan. American Psychologist, 55(10), 1093–1104.
Rutter, M. (2005). “Environmentally mediated risks for psychopathology: Research strategies and findings.” Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, 44(1), 3–18.
Sameroff, A. J. (1975). Early Influences on Development: Fact or Fancy? Merrill Palmer Quarterly, 21, 267–294.
Stroufe, L. A., & Waters, E. (1977). Attachment as an Organizational Construct. Child Development, 48, 1184–1199.
Thomas, A., & Chess, S. (1977). Temperament and Development. New York: Brunner/Mazel.
Thomas, A., Chess, S., Birch, H. G., Herzog, M. E., & Korn, S. (1963). Behavioral Individuality in Early Childhood. New York: New York University Press.
Vaughn, B., Egeland, B., & Stroufe, L. A. (1979). Individual Differences in Infant–Mother Attachment at Twelve and Fifteen Months: Stability and Change in Families under Stress. Child Development, 50, 971–975.
Vicedo, M. (2011). The Social Nature of the Mother’s Tie to Her Child: John Bowlby’s Theory of Attachment in Post-War America. British Journal for the History of Science.
Wall, G. (2010). Mothers’ Experiences with Intensive Parenting and Brain Development Discourse. Women’s Studies International Forum.
Waters, E. (1978). The Reliability and Stability of Individual Differences in Infant–Mother Attachment. Child Development, 49, 483–494.
Waters, E., Weinfield, N. S., & Hamilton, C. E. (2000). The Stability of Attachment Security from Infancy to Adolescence and Early Adulthood: General Introduction. Child Development, 71(3), 678–683.
Изображение: Mother With Her Nine Sons, by Bettmann which was uploaded on May 12th, 2020 https://fineartamerica.com/featured/mother-with-her-nine-sons-bettmann.html